Автор: yandere.hime
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Где-то впереди маячит 6927
Рейтинг: R
Предупреждения: OOC
Размер: планируется Миди
Описание:
Неудачник - это приговор. Что делать, если уже в 12 хочется умереть и плевать на то, что с тобой будет? Здорово, если на горизонте появляется тот, кто способен помочь. Но какую цену придется заплатить за эту помощь?
Примечания автора:
Мафияцентрика тут нет и не было. Тсуне 12, в то время как остальным канонично 15. И вобще это поток сознания :<
Chapter 8Ни одна проблема не решается моментально. Не бывает таких ситуаций, выход из которых находится моментально. Ну разве что в сказках. Но жизнь-то не сказка.
Да, у Савады жизнь и правда была не сказка. Это факт первый. Являлось ли его положение в школе проблемой для него? Разумеется, являлось. Это факт второй. Факт третий состоял в том, что даже не смотря на вмешательство Мукуро, с проблемой в один миг разобраться невозможно. Ну конечно же, все стало гораздо проще, кое-кто его даже сторонился.
Однако, все еще не пропал «корень зла». То, по чьей вине, как считал Тсуна (и вполне справедливо считал, надо сказать), все это и происходило. Хибари Кея, который лишь задумчиво усмехался на все известия об избитых учениках его обожаемой школы. И, похоже, инстинкт хищника побеждал в нем чувство здравого смысла – остатки разбитого «товарищами» Мукуро Дисциплинарного Комитета с неугасающим энтузиазмом, будто бы по расписанию продолжали водить его прямо в «резиденцию» Великого и Ужасного. Рокудо же на известия об этом хмурился и недовольно поджимал губы, но предпринимать пока что ничего не предпринимал. «Прости, но рано.» - как-то раз ответил он Тсуне, спросившему ему о том, почему он еще не разобрался с Кеей.
Сказано рано – значит рано. Потерпит, не привыкать. Да и Мукуро потом самолично проследит за тем, чтобы каждый синяк и ссадину на хилой тушке Савады тщательно обработали доктора.
Только вот сегодня встречаться тет-а-тет с наводящим дрожь в коленках Хибари Кеей очень, ну очень не хотелось. И дело было вовсе не в боязни боли или словесных издевок. Просто на сегодня у него были очень важные планы, для которых ему бы хотелось сохранить себя в лучшем виде. Ну хотя бы настолько, насколько это было возможно.
Ему надо было сходить на могилу к отцу. Девять лет с его смерти, в конце концов. Дата не круглая, да и помнил его он только по фотографиям и рассказам мамы. Однако, это ведь все равно его отец. Который, по все тем же словам мамы, любил его чуть ли не больше жизни.
Какая ирония – увидь он, кем стал его сын в этой проклятой, ненавистной школе, он бы приложил все усилия для разрешения этой проблемы. Вот только ведь из-за школы его и не стало.
Наверное, очень глупо думать об отце, которого последний раз видел в три года и совершенно не помнишь, когда компания парней, что старше тебя на три-четыре года, дружно попинывая, тащит тебя на избиение своему «королю», одной из тех вещей на этом свете, которые заставляли Тсуну ненавидеть школу.
Хотя нет, все логично. Вспоминая о своих чувствах к этому заведению, он вспоминал и об их причинах. А их было несколько. Ну не одним же Кеей ненависть сыта будет?
Нет, конечно же. Кея был только «ценным дополнением» к этим причинам. Финальным штрихом, завершавшим картину, окончательно укреплявшем Саваду Тсунаеши в своих чувствах и мнениях.
Все было гораздо глубже и сложнее. Ну скажите, как он будет любить школу? Как он будет любить место, отнявшее у него семью?
Все так и было. Девять лет назад, судя по рассказам мамы, его отец, полицейский, участвовал в освобождении заложников, которых какой-то полубезумный тип держал в здании этой самой школы. Тогда он был серьезно ранен. А потом умер.
Сначала Тсуна даже не понимал, куда делся папа. Мама все время говорила ему, что он занят, что он сейчас весь в делах, в работе. Но ни разу не пообещала, что того, что он вернется. А потом, как-то раз после завтрака воскресным утром, она подозвала Тсуну к себе и тихим голосом сказала, что папа умер, спасая детишек. Что он теперь никогда не вернется. Зато он – герой, то, что он совершил можно считать подвигом. И что Тсуна не должен злиться на него за то, что тот ушел, оставив их, а должен гордиться – ведь он сын человека, спасшего десяток человеческих жизней.
А Тсуна и не злился. Ни на папу, оставившего его, ни на маму, утаившую от него правду на целых шесть месяцев. Ему просто было очень грустно. Грустно и одиноко, как не было никогда. Он плохо помнил тот период своей жизни – если до и после у него еще оставались какие-то фрагменты воспоминаний, то эта пара месяцев тоже отложились у него в памяти фрагментами. Только вот фрагменты эти были крошечными, мало того – затянутыми пеленой, туманом. Тоской.
Кажется, тогда он сидел в своей комнате, что-то рисовал и тихо плакал, когда мама не видела. Ему очень хотелось, чтобы папа открыл дверь в его комнату, говорил с ним, обнял его. Чтобы у них снова была прежняя семья – Тсу-кун, мама и папа.
А потом он просто смирился. Смирился с неизбежным. Сумел принять потерю. Он никого ни в чем не винил, ни на кого не злился. Тот мужчина, стрелявший в отца для Тсуны даже не был человеком – а отношение человека к нелюдю сильно отличаются от ненависти человека к человеку. Но, тем не менее, мама пообещала Тсуне, что они и вдвоем справятся, она обо всем позаботится и они будут счастливы – значит, так оно и будет. Мама, в конце концов, не врет.
Вот только потом он пошел в школу. В ту самую школу, которая забрала у него отца. Но об этом он узнал только потом. Сейчас он видел счастливых одноклассников, которые по выходным гуляли с родителями. С мамой и папой. И, встречая их в парке или на выставке, он старался поскорее отвести глаза, чтобы лишний раз не поднимать из памяти горькое прошлое.
Оказавшись один на один с Хибари Кеей, Тсуна под ноющую боль побоев даже подумал, что наверное, в его папу стреляли именно здесь, в кабинете дисциплинарного комитета. Потому что, иначе как же могло родиться в нем такое чувство жгучей неприязни к этому помещению еще даже тогда, когда ему посчастливилось побывать здесь и избежать близкого знакомства с всегда до блеска начищенными тонфами Кеи. Пусть он тогда еще не был «королем школы», но все чувствовали, что это ненадолго.
А еще из окна этой мерзкой комнаты видно то самое место, где он потерял свою маму. Перекресток неподалеку от школьного двора. На каждое начало учебного года там было столько детей и их родителей… Тсуна не мог смотреть на них – ему всегда казалось, что сейчас вылетит бешенная машина из-за поворота, собьет какого-нибудь ребенка. И его маму. А потом проедет по ней. И что из ее рта будет течь тонкая струйка ярко-красной крови, что в последний свой миг она будет жутко хрипеть, судорожно сжимая руку своего ребенка, что вместе с маленькой полоской крови из ее рта будет выходить много бледно-розовой пены. А потом и этого не будет. Кровь все так же будет течь, хрипы утихнут, хватка руки ослабнет… Но на лице останется то выражение ужаса, безысходного кошмара, боли, что в остекленевших глазах запечалится последнее, что она успела почувствовать – желание жить. Страх смерти. А ребенок будет плакать и из последних сил трясти свою маму за плечо. Чтобы она проснулась. Чтобы она его не оставляла одного, чтобы была с ним и помогала ему, защищала его.
Но будет поздно.
Как ему удалось запомнить тот миг в самых мельчайших подробностях – Тсуна не знал. Зато знал, что потом он ничего не помнил.
Туман.
Кажется, какие-то врачи говорили с ним. Кажется, ему давали какие-то таблетки. Кажется, его отправили «на реабилитацию». Тогда Тсуна даже не понимал, что это за «ребеталиация» такая. Но послушно следовал всем рекомендациям добрых докторов, отвечал на их бессмысленные вопросы и задавал себе только один вопрос – «Почему она?». Почему именно Савада Нана, а не, скажем, тот же Савада Йемитсу? Он же должен был сам отвести его в школу, должен! Но подвернул ногу на пороге дома – а не судьба ли это?
Это наказание за его грехи? Но какие грехи могут быть у восьмилетнего мальчика?
Или просто судьба так его ненавидела? Но за что? Что он сделал этой самой «судьбе», чтобы она так невзлюбила его – маленького, болезненного, затравленного и одинокого никчемного Тсуну?
Однако, реабилитация закончилась довольно быстро – когда мужчинам и женщинам в белых халатах стало известно, что за его лечение платить никто не собирается. Уж не Йемитсу же, чьих эмоций, по мнению Тсуны было не больше, чем у табуретки? И не родственники же, сделавшие вид, что Наны и ее мужа не существует, когда она только родила ребенка?
Однако, в школу Тсуна даже по возвращению домой возвращаться не собирался. И даже спустя полгода не вернулся бы, если бы «отец» не надавил на него.
И тогда начался этот кошмар. Это безумный, жуткий кошмар. Эти тычки циркулем в спину, эти смешки, украденная сменка, словом, все то, что продолжалось с ним и по сей день.
И так неосторожно взглянув в отливающие сталью глаза Кеи, он печально усмехнулся. Это ли причина его ненависти? Стала ли ненависть к Главе Дисциплинарного Комитета сильнее его любви к родителям?
-Весело, травоядное? – без тени улыбки нанес очередной удар Кея. Больно. Ужасно больно, несправедливо, неприятно.
Но привычно.
На самом деле, в этой школе, считалось, что отвлекать Хибари Кею во время его забав – очень изощренный способ суицида. Но кто-то явно так не считал, с ноги распахнув так непредусмотрительно не закрытую дверь.
Глаза Тсуны расширились от ужаса и ожидания. Неужели время пришло? Неужели сейчас все изменится? Неужели..?
А силуэт Рокудо Мукуро в дверях выглядел достаточно буднично – все такая же расслабленная и чуть беззаботная поза.
Вот только привычной усмешки на его лице не было. Был кривой оскал. Как у хищника, готового броситься на противника в любой миг.
-А не пора ли это заканчивать?
Кажется, мелочиться здесь никто не собирался.
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Где-то впереди маячит 6927
Рейтинг: R
Предупреждения: OOC
Размер: планируется Миди
Описание:
Неудачник - это приговор. Что делать, если уже в 12 хочется умереть и плевать на то, что с тобой будет? Здорово, если на горизонте появляется тот, кто способен помочь. Но какую цену придется заплатить за эту помощь?
Примечания автора:
Мафияцентрика тут нет и не было. Тсуне 12, в то время как остальным канонично 15. И вобще это поток сознания :<
Chapter 8Ни одна проблема не решается моментально. Не бывает таких ситуаций, выход из которых находится моментально. Ну разве что в сказках. Но жизнь-то не сказка.
Да, у Савады жизнь и правда была не сказка. Это факт первый. Являлось ли его положение в школе проблемой для него? Разумеется, являлось. Это факт второй. Факт третий состоял в том, что даже не смотря на вмешательство Мукуро, с проблемой в один миг разобраться невозможно. Ну конечно же, все стало гораздо проще, кое-кто его даже сторонился.
Однако, все еще не пропал «корень зла». То, по чьей вине, как считал Тсуна (и вполне справедливо считал, надо сказать), все это и происходило. Хибари Кея, который лишь задумчиво усмехался на все известия об избитых учениках его обожаемой школы. И, похоже, инстинкт хищника побеждал в нем чувство здравого смысла – остатки разбитого «товарищами» Мукуро Дисциплинарного Комитета с неугасающим энтузиазмом, будто бы по расписанию продолжали водить его прямо в «резиденцию» Великого и Ужасного. Рокудо же на известия об этом хмурился и недовольно поджимал губы, но предпринимать пока что ничего не предпринимал. «Прости, но рано.» - как-то раз ответил он Тсуне, спросившему ему о том, почему он еще не разобрался с Кеей.
Сказано рано – значит рано. Потерпит, не привыкать. Да и Мукуро потом самолично проследит за тем, чтобы каждый синяк и ссадину на хилой тушке Савады тщательно обработали доктора.
Только вот сегодня встречаться тет-а-тет с наводящим дрожь в коленках Хибари Кеей очень, ну очень не хотелось. И дело было вовсе не в боязни боли или словесных издевок. Просто на сегодня у него были очень важные планы, для которых ему бы хотелось сохранить себя в лучшем виде. Ну хотя бы настолько, насколько это было возможно.
Ему надо было сходить на могилу к отцу. Девять лет с его смерти, в конце концов. Дата не круглая, да и помнил его он только по фотографиям и рассказам мамы. Однако, это ведь все равно его отец. Который, по все тем же словам мамы, любил его чуть ли не больше жизни.
Какая ирония – увидь он, кем стал его сын в этой проклятой, ненавистной школе, он бы приложил все усилия для разрешения этой проблемы. Вот только ведь из-за школы его и не стало.
Наверное, очень глупо думать об отце, которого последний раз видел в три года и совершенно не помнишь, когда компания парней, что старше тебя на три-четыре года, дружно попинывая, тащит тебя на избиение своему «королю», одной из тех вещей на этом свете, которые заставляли Тсуну ненавидеть школу.
Хотя нет, все логично. Вспоминая о своих чувствах к этому заведению, он вспоминал и об их причинах. А их было несколько. Ну не одним же Кеей ненависть сыта будет?
Нет, конечно же. Кея был только «ценным дополнением» к этим причинам. Финальным штрихом, завершавшим картину, окончательно укреплявшем Саваду Тсунаеши в своих чувствах и мнениях.
Все было гораздо глубже и сложнее. Ну скажите, как он будет любить школу? Как он будет любить место, отнявшее у него семью?
Все так и было. Девять лет назад, судя по рассказам мамы, его отец, полицейский, участвовал в освобождении заложников, которых какой-то полубезумный тип держал в здании этой самой школы. Тогда он был серьезно ранен. А потом умер.
Сначала Тсуна даже не понимал, куда делся папа. Мама все время говорила ему, что он занят, что он сейчас весь в делах, в работе. Но ни разу не пообещала, что того, что он вернется. А потом, как-то раз после завтрака воскресным утром, она подозвала Тсуну к себе и тихим голосом сказала, что папа умер, спасая детишек. Что он теперь никогда не вернется. Зато он – герой, то, что он совершил можно считать подвигом. И что Тсуна не должен злиться на него за то, что тот ушел, оставив их, а должен гордиться – ведь он сын человека, спасшего десяток человеческих жизней.
А Тсуна и не злился. Ни на папу, оставившего его, ни на маму, утаившую от него правду на целых шесть месяцев. Ему просто было очень грустно. Грустно и одиноко, как не было никогда. Он плохо помнил тот период своей жизни – если до и после у него еще оставались какие-то фрагменты воспоминаний, то эта пара месяцев тоже отложились у него в памяти фрагментами. Только вот фрагменты эти были крошечными, мало того – затянутыми пеленой, туманом. Тоской.
Кажется, тогда он сидел в своей комнате, что-то рисовал и тихо плакал, когда мама не видела. Ему очень хотелось, чтобы папа открыл дверь в его комнату, говорил с ним, обнял его. Чтобы у них снова была прежняя семья – Тсу-кун, мама и папа.
А потом он просто смирился. Смирился с неизбежным. Сумел принять потерю. Он никого ни в чем не винил, ни на кого не злился. Тот мужчина, стрелявший в отца для Тсуны даже не был человеком – а отношение человека к нелюдю сильно отличаются от ненависти человека к человеку. Но, тем не менее, мама пообещала Тсуне, что они и вдвоем справятся, она обо всем позаботится и они будут счастливы – значит, так оно и будет. Мама, в конце концов, не врет.
Вот только потом он пошел в школу. В ту самую школу, которая забрала у него отца. Но об этом он узнал только потом. Сейчас он видел счастливых одноклассников, которые по выходным гуляли с родителями. С мамой и папой. И, встречая их в парке или на выставке, он старался поскорее отвести глаза, чтобы лишний раз не поднимать из памяти горькое прошлое.
Оказавшись один на один с Хибари Кеей, Тсуна под ноющую боль побоев даже подумал, что наверное, в его папу стреляли именно здесь, в кабинете дисциплинарного комитета. Потому что, иначе как же могло родиться в нем такое чувство жгучей неприязни к этому помещению еще даже тогда, когда ему посчастливилось побывать здесь и избежать близкого знакомства с всегда до блеска начищенными тонфами Кеи. Пусть он тогда еще не был «королем школы», но все чувствовали, что это ненадолго.
А еще из окна этой мерзкой комнаты видно то самое место, где он потерял свою маму. Перекресток неподалеку от школьного двора. На каждое начало учебного года там было столько детей и их родителей… Тсуна не мог смотреть на них – ему всегда казалось, что сейчас вылетит бешенная машина из-за поворота, собьет какого-нибудь ребенка. И его маму. А потом проедет по ней. И что из ее рта будет течь тонкая струйка ярко-красной крови, что в последний свой миг она будет жутко хрипеть, судорожно сжимая руку своего ребенка, что вместе с маленькой полоской крови из ее рта будет выходить много бледно-розовой пены. А потом и этого не будет. Кровь все так же будет течь, хрипы утихнут, хватка руки ослабнет… Но на лице останется то выражение ужаса, безысходного кошмара, боли, что в остекленевших глазах запечалится последнее, что она успела почувствовать – желание жить. Страх смерти. А ребенок будет плакать и из последних сил трясти свою маму за плечо. Чтобы она проснулась. Чтобы она его не оставляла одного, чтобы была с ним и помогала ему, защищала его.
Но будет поздно.
Как ему удалось запомнить тот миг в самых мельчайших подробностях – Тсуна не знал. Зато знал, что потом он ничего не помнил.
Туман.
Кажется, какие-то врачи говорили с ним. Кажется, ему давали какие-то таблетки. Кажется, его отправили «на реабилитацию». Тогда Тсуна даже не понимал, что это за «ребеталиация» такая. Но послушно следовал всем рекомендациям добрых докторов, отвечал на их бессмысленные вопросы и задавал себе только один вопрос – «Почему она?». Почему именно Савада Нана, а не, скажем, тот же Савада Йемитсу? Он же должен был сам отвести его в школу, должен! Но подвернул ногу на пороге дома – а не судьба ли это?
Это наказание за его грехи? Но какие грехи могут быть у восьмилетнего мальчика?
Или просто судьба так его ненавидела? Но за что? Что он сделал этой самой «судьбе», чтобы она так невзлюбила его – маленького, болезненного, затравленного и одинокого никчемного Тсуну?
Однако, реабилитация закончилась довольно быстро – когда мужчинам и женщинам в белых халатах стало известно, что за его лечение платить никто не собирается. Уж не Йемитсу же, чьих эмоций, по мнению Тсуны было не больше, чем у табуретки? И не родственники же, сделавшие вид, что Наны и ее мужа не существует, когда она только родила ребенка?
Однако, в школу Тсуна даже по возвращению домой возвращаться не собирался. И даже спустя полгода не вернулся бы, если бы «отец» не надавил на него.
И тогда начался этот кошмар. Это безумный, жуткий кошмар. Эти тычки циркулем в спину, эти смешки, украденная сменка, словом, все то, что продолжалось с ним и по сей день.
И так неосторожно взглянув в отливающие сталью глаза Кеи, он печально усмехнулся. Это ли причина его ненависти? Стала ли ненависть к Главе Дисциплинарного Комитета сильнее его любви к родителям?
-Весело, травоядное? – без тени улыбки нанес очередной удар Кея. Больно. Ужасно больно, несправедливо, неприятно.
Но привычно.
На самом деле, в этой школе, считалось, что отвлекать Хибари Кею во время его забав – очень изощренный способ суицида. Но кто-то явно так не считал, с ноги распахнув так непредусмотрительно не закрытую дверь.
Глаза Тсуны расширились от ужаса и ожидания. Неужели время пришло? Неужели сейчас все изменится? Неужели..?
А силуэт Рокудо Мукуро в дверях выглядел достаточно буднично – все такая же расслабленная и чуть беззаботная поза.
Вот только привычной усмешки на его лице не было. Был кривой оскал. Как у хищника, готового броситься на противника в любой миг.
-А не пора ли это заканчивать?
Кажется, мелочиться здесь никто не собирался.
@темы: Найти смысл, Katekyo Hitman Reborn, fanfiction
-
-
13.05.2011 в 22:43Вот не знаю почему, на на месте настоящего отца Тсуны у меня навязчиво возникает образ Джотто...
Емитсу- скотина, каковым я его всегда и считала. Жаль даже, что его и в оригинале таким не сделали.
Мукуро и Тсуна божественны! Мукуро очень... Мукуристый. Не сразу все в один момент, а постепенно, шаг за шагом, все обдумывая идет к своей цели.
И да, Япония ли, Россия ли, алкоголики они везде алкоголики)
Мне нравится, как вы пишите. Расслабляет даже как-то. Слог такой приятный и мягкий.
Глаза Тсуны расширились от ужаса и ожидания
*Глаза Keep Out расширились от ожидания и... ещё одного ожидания следующей главыО_О*
-
-
14.05.2011 в 20:33А вот вы знаете... Мысль очень даже интересная. И теперь, когда я подумала об этом - даже более чем правдоподобная. Так что, думаю, так и сделать)
И да, Япония ли, Россия ли, алкоголики они везде алкоголики)
А вот и не правда. Таких прямо типично русских алкоголиков в Японии еще поискать надо. Там они максимум - попляшут в караоке с галстуком на лбу, споют чего-нибудь и по домам. Такого, как я описала, там нет.
*Глаза Keep Out расширились от ожидания и... ещё одного ожидания следующей главыО_О*
Скоро, все скоро)
-
-
15.05.2011 в 02:51